ИМЕННО ГЛАВНЫЙ АРХИТЕКТОР ДОЛЖЕН ВЕСТИ ПОЛИТИКУ ПО ЗАСТРОЙКЕ, КОНЕЧНО, НА ОСНОВАНИИ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПЛАНА

Театр градостроительных действий и коллективная архитектурная ответственность. Мы поговорили с Евгением Евстафьевичем Шубиным: об искусстве, о жизни, о взглядах на современность.

Беседовала Антонина Шахова

 А.Ш.:  Евгений Евстафьевич, начать хочу с поздравлений — недавно Вы отпраздновали свой 75-ти летний юбилей. Но в этом году еще один юбилей. Вот уже 50 лет, как Вы живете и работаете в Туле.

Евгений Шубин: Ну, чуть побольше, с 71-го года.

Вы как раз приехали после распределения из Горького. И какими были эти 50 «с хвостиком» лет?

Разными, очень разными. Но пролетели быстро. Все было: и работа в администрации города, и «вольные хлеба», и безработица в начале перестройки. Ну, а потом потихоньку начали поступать заказы.

В одном из своих интервью Вы делились первыми впечатлениями от Тулы, как вечером сели в трамвай и поехали смотреть город. Тогда Тула показалась Вам провинциальной?

Да, так. Это, кстати, был еще тот трамвай, который ходил по Красноармейскому проспекту. Перед Московским вокзалом было кольцо, там, где сейчас институт НИИ «Репрографии». Тогда на проспекте пятиэтажек было совсем немного, в основном одно-двухэтажные домики.

И тогда еще не было нашего знаменитого 16-ти этажного дома?

Он только строился.

А вам удалось поработать над проектом детальной планировки Красноармейских микрорайонов, когда вы пришли в Тульскражданпроект?

Да, застал этот период, но не участвовал. Я был занят в проекте художественного оформления проспекта, руководил проектом Павел Михайлович Зайцев. Я делал развёртку по Красноармейскому.

А вот в 3-ем Красноармейском микрорайоне на углу ул. Революции и пер. Чернышевского я запроектировал 5-ти этажный жилой дом с железнодорожной СЭС.

Работа в «Тульсгражданпроекте» никогда не забудется. Ведь это постижение азов проектирования и первые проекты. Из них я бы выделил Дом Техники и 12-ти этажный жилой дом со встроенно-пристроенными магазинами «Детский мир» и «Продукты» на углу ул. М. Горького и ул. Володарского (сейчас Демидовская).

12-ти этажный жилой дом с детским универмагом и гастрономом по ул. М. Горького. Фото предоставлено Е.Шубиным

Проект Дома техники. ©Евгений Шубин

Вы всегда говорите, что должны быть поиски на тему стилистически единого градостроительного образа.  Красноармейский проспект — первая и, пожалуй, единственная улица в нашем городе, для которой применили такой подход. И это ощущается. Как вам кажется, надо возрождать эти методы?

Конечно. Например, застройка Красноармейского проспекта велась по единому замыслу. На углу с ул. Советской предполагался 16-ти этажный жилой дом, а на южной стороне проспекта — три 9-11 этажных здания проектно-конструкторских бюро, по одному в каждом микрорайоне. А с северной стороны проявились 9-ти этажные жилые дома и кинотеатр «Октябрь» с кафе (кстати, я участвовал в привязке кинотеатра). Такой метод проектирования в советское время был обычным делом. А вот попытка комплексного художественного оформления стала новшеством. Конечно, и сейчас применять такой метод нужно, только как это сделать? Очень сложно при обилии разнообразных собственников, без соответствующей законодательной базы и в отсутствие сильной позиции у города, да еще без главного архитектора. Именно главный архитектор должен вести политику по застройке, конечно, на основании генерального плана. Тут же, как в театре – есть сценарий, но режиссер ставит пьесу по своему усмотрению.

И несет за это полную ответственность.

Это для архитектора большая работа, это ответственность за весь город. Артисты на сцене могут что-то дополнить от себя, но в ограниченном количестве и по согласованию с режиссером. Тут должно быть жесткое единоначалие, как в спорте. Наша хоккейная сборная достигала больших успехов при тренерах Тарасове, Тихонове, а они были диктаторами. В архитектуре демократия не работает.

… что мы и наблюдаем?

Да! Вот сейчас у нас есть Градостроительно-земельный совет. И раньше был городской Градостроительный совет. Я состоял в нем с 1978 года, даже проводил заседания, когда исполнял обязанности главного архитектора. И Градсовет был, и Художественный совет. Но это всегда были консультативные органы при главном архитекторе. Автор проекта выступает, идут обсуждения, пожелания, прочее-прочее. Итог подводит главный архитектор, он выносит решение. А сейчас на совете, когда мы с чем-то несогласны, проходит голосование. Пять архитекторов против, остальные не архитекторы – за. Коллективная архитектурная безответственность. Я замечаю несколько упрощенное мнение об архитектуре у членов Градсовета, дескать, архитектура — это только красивые фасады. Наши слова о форме, сомасштабности, об архитектурном контексте не всем понятны.

Вероятно, проблема в том, что мы смешиваем художественную составляющую и инвестиционную. То есть, нужна, наверное, отдельная комиссия при Градостроительно-земельном совете из архитекторов, градостроителей, которая будет рассматривать проекты непосредственно в рамках своих компетенций.

Конечно, нужна такая комиссия, чтобы она была легитимной, ее должны поддержать и город, и область. Сейчас какой-то странный перевес получается. При всем уважении к чиновникам — они закрывают свои вопросы, каждый по своему направлению. Нет, раньше тоже присутствовали представители служб, по приглашению, по необходимости, но большинство членов Градостроительного Совета были архитекторы. Все решал главный архитектор. И он должен быть не только архитектором, но и градостроителем, прежде всего. Именно поэтому я не стремился занять эту должность, когда временно исполнял обязанности. Нужно иметь специальное образование, а когда его нет, надо где-то дополнительно учиться, какие-то курсы повышения квалификации пройти как минимум.

Раз уж мы затронули административную работу – как случился у Вас переход из практика в чиновника?

Я ушел из «Тульскгражданпроекта» в промышленную архитектуру — в проектную контору «Союзклейжелатипром». Проектирование и реконструкция заводов по всему СССР. Там была и зарплата, и должность, плюс возможность много ездить, так как заводы строились по всему Союзу. Мне удалось побывать на заводах в Лисичанске, в Могилеве, в Москве, в Куйбышеве, в Ленинграде.  А потом я женился, и нам понадобилась жилплощадь. И так случилось, что Федюкин (Федюкин Евгений Васильевич занимал пост главного архитектора Тулы более 10 лет с 1974 года – прим. редактора) пригласил меня районным архитектором Привокзального района, пообещав квартиру. Я согласился сразу. И через полгода выделали двухкомнатную квартиру. А потом как-то затянуло, дальше поработал главным художником, а потом при долгом отсутствии главного архитектора исполнял его обязанности.

И как же Вы взаимодействовали со вчерашними коллегами?

Ну, на должности районного архитектора общения с коллегами практически не было. А вот на месте главного архитектора города уже было полноценное взаимодействие. Опирался я на свои знания и свой вкус. Рассматривая проект здания, я считал, что прежде всего оно должно вписываться в архитектурный контекст — это я называю архитектурным подходом. А есть дизайнерский подход, когда произведение архитектуры рассматривается как нечто самоценное. Произведение дизайна, например, машина, может находится где угодно. И при ее проектировании не учитывалась конкретная местность. То есть, высоту и объем здания диктует заказчик, а он хочет максимальной прибыли. Часто власти на стороне заказчиков, да и проектировщики особо на возражают. Чем больше здание, тем больше цена проекта. К сожалению, сейчас дизайнерский подход в проектировании преобладает.

Как раз этот подход пытаются вменить авторам Дома правительства на площади Ленина. А ведь напрасно критикуют его архитектуру.  Проблема в том, что ансамбль не был завершён. Не появилась переходная формация между исторической, модернистской и храмовой составляющими.

Да, проект был такой: Белый дом, напротив — институт, и на углу на месте кукольного театра — высотка гостиницы. И застройка по Советской напротив Белого дома тоже обновлялась. Белый дом построили, все остальное — нет. Если в хорошей архитектурной композиции убрать какие-то части, то она теряет гармонию, разваливается, что и произошло с площадью. Конечно, тогда было время, когда старое сносили без сожаления. И хорошо, что не снесли южную сторону ул. Советской, но в результате мы не получили гармоничную площадь. И этой проблеме не один десяток лет.

Хотя, хорошо это или плохо — сказать с уверенностью сложно. Один архитектор, главный архитектор города, сказал: «Мое самое главное достижение в том, что я оставил один участок незастроенным».  То есть он понимал, что его застроить нужно, а как его застроить — не знал.

Незастроенные участки и долгострой – это не только прошлое, когда церкви строились столетиями, но и настоящее. Ну взять Райта. Он начал проектировать мэрию в Мэдисоне в 1954 году,  после его смерти в 1959 году продолжил проектирование его ученик. И лишь спустя 43 года мэрия была открыта. А у нас пустующие участки называют «выбитыми зубами» и стремятся их быстрее заполнить. Сейчас наблюдается большой дефицит свободной земли. И поэтому даже  промышленные и коммунальные зоны переводят в жилые. Вот и появляется жилье, окруженное промышленными предприятиями или гаражными кооперативами, потому что это выгодно. Как сказал Андрей Боков (почётный президент Союза архитекторов России – прим. редактора), выражаясь автомобильным языком: «Мы по-прежнему выпускаем «Жигули» первой модели, а вот продаем их по цене «Мерседеса».  Да и архитектура жилья сейчас очень своеобразная — простые объемы с разукрашенными дизайнерскими плоскостями.  Но через несколько лет мода сменится, потому что дизайн – это быстро меняющаяся мода, и что будем делать?

Евгений Евстафьевич, в Ваш юбилей в Тульском доме архитектора Вы провели творческий вечер. У вас очень разносторонние работы – градостроительные, проекты благоустройства, частная архитектура, торговые, административные здания, православные храмы. Какое направление для Вас наиболее интересно, наиболее важно?

Конечно, все интересно, все важно, но больше всего занимала общественная архитектура, культовая архитектура и, может быть, частные дома.

Многоквартирный жилой дом по ул. Советской, 53. Фото предоставлено Е. Шубиным.

Мебельный магазин по ул. Пушкинской, 23. Фото предоставлено Е. Шубиным.

Многофункциональный центр Сатурн на ул. Октябрьской, 24. Фото предоставлено Е. Шубиным.

А в культовой архитектуре у вас есть реализованные проекты?
Да, построено несколько храмов. Но самый большой проект, конечно, это церковь Смоленской Божией Матери в Бунырево. Эскизный проект я разрабатывал по желанию заказчика, компании «Щекиноазот», на основании существующей церкви на центральном кладбище. Взяв основной объем, я увеличил его высоту, пристроил боковые части, колокольню и трапезную. Кроме того, запроектировал еще дом настоятеля, туалет, въездную арку и ограждение. Получился храмовый комплекс.

Смоленская церковь в Бунырево. ©Евгений Шубин

К сожалению, рабочий проект делали без меня. Строительство велось тоже без меня. В итоге колонны колокольни выполнены без абаки, арку въездную вовсе не сделали. В общем-то официально, кажется, ее еще не отрывали, внутренняя отделка сделана, но росписей нет.

Вы как-то говорили, что у вас есть мечта – проект церкви в современной трактовке. А что для вас современный православный храм? Или католический, лютеранский? 

Во все времена стиль храмовая архитектуры соответствовала стилю гражданской архитектуре. Но в нашей истории были времена, когда храмы не строились. А когда появилась возможность строительства храмов, церковные служащие не знали, какими они должны быть. В 1999 году были разработаны строительные нормы, пособия по проектированию для православных храмов. В них есть примеры, соответствующие церковно-каноническим требованиям, сформированным на основе храмовой архитектуры XI — XVIII веков. Самому раннему образцу около 800 лет. Патриарх Алексий II так сказал: «Современная храмовая архитектура призвана учитывать в своем развитии принцип гармоничного сочетания новых форм и стилей с уже устоявшимися в истории традициями зодчества». Учитывая консервативность или традиционность церкви, сложился образ с легким оттенком современности.

В плане осовременивания очень продвинулись католики, особенно в середине ХХ века, после Второй мировой войны.

Сейчас у церковных заказчиков только один стиль — традиционный. Да и построить современную архитектуру очень сложно. А так как архитектура – это часть искусства, перейдем к искусству. Есть интересное интервью бывшего директора Пушкинского музея Ирины Антоновой. Она умерла, к сожалению, в пандемию. Так вот она говорила, что Малевич был прав, когда своим «Черным квадратом» провозгласил конец искусства. Ирина Александровна считала, что почти весь ХХ век – кризис, вероятно и весь ХХI-й.

Я думаю, что кризис начался еще с импрессионистов, детей абсента со своеобразным видением. И хотя они провели совсем мало выставок, им удалось сильно повлиять на искусство.

Только поймите верно, импрессионизм — это не плохо и не ужасно. Напротив, это красиво. Посмотрите на наших импрессионистов — Коровин, Серов, Врубель. Сравнивая с литературным  творчеством, большие реалистические полотна — это романы, а картины импрессионистов — это рассказы.

А потом вспомним Фрейда с его психоанализом, Юнга с архетипами. Фрейд проводил психологические собрания, приглашал художников, литераторов и прочих творческих людей, рассказывал о подсознании, и это отразилось на творчестве. Иногда современные картины и скульптуры могут заинтересовать специалистов в области психиатрии. Плюс, появилась фотография, и художники решили, что просто копировать реальность уже не нужно. А после пришли всякие дадаизмы и прочие -измы. Появились кубизм, супрематизм, Малевич со своим «Черным квадратом» — манифестом нового искусства. На выставке в 1915 году он повесил «Квадрат» в угол, как икону, отрицая предыдущую культуру, отрицая религию.  Квадрат этот вообще непонятен – абсолютная чернота. Это даже не космос, там есть движение — фотоны и кварки, радио и световые волны. А здесь ничего нет, абсолютно ничего, пустота и смерть, здесь нет бога и человека. Это регрессия, упадок.

Но манифест удался.

Да, манифест удался. Я считаю, что на русском авангарде основана современная архитектура.  А если это упадок, то как делать церковь в современной архитектуре — я не знаю. Да и сама церковь желает только традиционную архитектуру.

Вот модерн, русский модерн – это очень красиво, это последний стиль перед запретом церкви. Есть  сейчас мастерские, которые проектируют храмы в этом стиле.

А всё же про русский авангард не совсем понятно. То есть, это безапелляционный провал? Или всё-таки на фоне общего упадка это было прорывом? Мы отринем старое, попробуем построить новое. И где-то на сломе все же получилось интересно и прогрессивно?

Русский авангард стал основой для появления и развития не только различных архитектурных стилей XX века, но и для появления современного дизайна, который год от года набирает силу и вытесняет архитектуру. Сейчас появились новые профессии — дизайнер фасадов, дизайнер форм. Современная архитектура сильно отличается от той традиционной архитектуры, которая создавалась веками. Но законы красоты не изменились — изменились вкусы и мода. На музее модерна в Вене есть девиз «Времени — его искусство, искусству — его свободу», который сталь сутью модерна и его одновременно его концом, потому что всегда наступают другие времена. Но там еще есть три греческие маски и под ними надписи: «Живопись», «Архитектура», «Скульптура». Это триединство великой архитектуры, а в современности его нет.

Компенсируем строительными технологиями, так выходит?

Новые строительные технологии — это, конечно, большой плюс, потому что техника — это вещь интернациональная, а вот архитектура должна быть национальной. Иностранным архитекторам в России работать очень непросто. Надо хорошо изучить не только архитектурный контекст, ни и исторический, культурный, социальный и технический. Не говорю уже о наших нормах проектирования.   Что там говорить об иностранцах — даже иногородние архитекторы, проектируя в Туле, не знают всех тульских нюансов и тонкостей  Их обычный аргумент — мы проектируем здание из красного кирпича, потому что у вас кремль из красного кирпича. Вот такой примитивный исторический контекст. Можно посмотреть шире. У нас объявлено, что мы русская цивилизация. В свое время мы стремились на запад — нас не приняли, а во всех международных организациях, куда мы вступили, типа ВТО, нас просто использовали. Мы хотели в НАТО, в Европу от Лиссабона до Владивостока — нас не приняли. Нас опасаются, потому что мы непонятные, и мы для них чужие.

Может, это и хорошо?

 Да. Тогда мы решили: «Мы ни восточная, ни западная, а своя цивилизация». Так вот, для своей цивилизации нужно свое искусство. У нас задача выработать свою национальную архитектурную идею, можно так выразиться.

И с чего же начать? Похоже, мы опять подходим к тому, что философию кто-то должен транслировать единоначально — главный архитектор области, города, государства?

Именно. И при этом не просто архитектурную философию, а базисную, которая распространится потом на все виды искусства.

Про все виды искусства —  Вы же не только успешный архитектор, но еще и прекрасный живописец, Ваши работы, выставленные на Триеннале в Туле в 2024 году, произвели потрясающее впечатление. Почему же архитектурный ВУЗ?

Когда я отдыхал летом после 8 класса в деревне у бабушки, то у нее были квартиранты. Приехали две девушки на практику, я не помню, какая профессия у них была, может агрономы. Так вот одна из них увидела мои рисунки (а я уже закончил художественную школу) сказала: «Ты будешь архитектором!» Предсказала судьбу, получается. А тут как раз в Горьком в строительном институте организовался архитектурный факультет, появилась реальная возможность. В Москву бы я не поехал.

У Вас есть проекты для Нижнего Новгорода?

В Нижнем Новгороде я делал только проект частного интерьера, проект 2-х этажного индивидуальный жилого дом в Нижегородской области и проект благоустройства и постамента для бронзового макета центра Нижнего Новгорода, выполненного скульптором Мариной Логуновой и установленного в Нижегородском кремле к 800-летию города.

Макет исторического центра Нижнего Новгорода. Скульптор М. Логунова, архитектор Е. Шубин. Фото из открытых источников.

Вы рассказывали, что много живописных работ дарите друзьям, не думали о персональной выставке?

Нет, потому что авторских работ не так много — в основном учебные работы на разных мастер-классах. Я все еще учусь акварельной живописи, а сейчас осваиваю акрил.

Морской собор в Питере. Бумага, акварель. ©Евгений Шубин

Никольская часовня. Бумага, акварель. ©Евгений Шубин

Пасмурный пейзаж. Бумага, акварель. ©Евгений Шубин

Натюрморт с селедками. Бумага, акварель. ©Евгений Шубин

Голландский натюрморт. Холст, акрил. ©Евгений Шубин

Как-то зашел на сайт Союза акварелистов России – смотрел заявки на прием в члены союза. Так вот — 90 % заявок от женщин и лишь 10% от мужчин. Это одно из многочисленных подтверждений того, что женщины предрасположены к искусству больше чем мужчины.

А женщины-архитекторы?

Здесь сложно, потому что архитектура – это сплав искусства, науки и производства. То есть это не в чистом виде творческий полет, он все же направлен, ограничен, какие-то технические рамки все равно заданы. Но, глядя на гендерный состав студентов-архитекторов Тульского университета, можно увидеть тенденцию.

Я все же надеюсь на уравнивание шансов. Шучу, конечно. По моим наблюдениям, шансы в нашей стране по-крупному уравняли еще давно, в начале прошлого века. А то, чем спекулируют в известных сообществах теперь – это борьба за преференции.

Вот, а я как раз хотел тебя спросить, почему ты переводила ту статью (речь о статье Дениз Скотт Браун «Есть ли места на Олимпе. Сексизм и «звездность» в архитектуре» —  прим редактора). Вообще, все это от ума зависит. И от таланта.

Что бы Вы могли сказать в напутствие нашим молодым архитекторам?

Каким должен быть сегодня архитектор, очень хорошо прописано в «Кодексе профессиональной этики российских архитекторов»: архитектор в своей деятельности должен, прежде всего, учитывать интересы общества, а не интересы заказчика и собственные.

Пара практических советов.

При любом проектировании в начальной стадии обязателен выход на место, нужно посмотреть площадку своими глазами и почувствовать атмосферу и дух места.

Уделять особое внимание мелочам. Дьявол скрывается в мелочах — эту фразу приписывают Мису ван дер Роэ. Архитектор это хорошо понимал. Иногда (почти всегда) строители могут что-то изменить, на их взгляд мелкое и незначительное, но эти мелочи могут изменить образ объекта. Пример как это может быть, но не из архитектуры, а из скульптуры. В «Ликерке-лофт» поставили скульптуру гигантской блохи, как символ мастерства тульских оружейников. Но пристроили к ней фанерного кузнеца. И символ изменился. Получается, что современный Левша может подковать блоху только тогда, когда она станет таких размеров. И теперь это стало символом упадка мастерства тульских оружейников.

В заключение, я хотел бы пожелать молодым архитекторам быть романтиками и мечтателями, несмотря на то что государство обозначило архитектурную деятельность как оказание услуг, потому что без мечты нет развития, нет движения вперед!